BARSIK
А тут я вам расскажу про жизнь)))
Хамелеон
Жил-был зеленый Хамелеон. Хотя… почему зеленый? Настоящий его цвет никто не видел, но чаще всего он бывал именно зеленым.
А каким еще он мог быть? Это зависело от того, где Хамелеон находился.
Например, когда он забирался на тонкие ветки кустов – становился коричневым, когда прятался в листве – зеленел, а когда бегал по песку – стремительно окрашивался в желтый цвет.
Звери, проходившие мимо него, иногда останавливались пожевать травку или отдохнуть в тени дерева, но никто из них никогда не замечал Хамелеона.
– Привет, как дела? – часто спрашивал он, высовываясь из-под очередного листочка. – Хорошая погодка, не правда ли?
Звери вертели головой во все стороны и, удивляясь разговаривающим кустам, шли дальше.
– Ну и надменные же они, – ворчал Хамелеон и сливался с очередной веточкой.
Однажды на листик рядом с ним села Бабочка.
– Привет, – уже неуверенно сказал Хамелеон. – Как дела?
Бабочка посмотрела по сторонам и сказала:
– Привет, говорящий листик.
– Я не листик, – обиделся наш герой. – Я – Хамелеон.
– А что такое Хамелеон? – поинтересовалась Бабочка.
– Не что, а кто! – совсем возмутился Хамелеон. – Я не какая-нибудь вещь, я – живой!
Подумав, Бабочка сказала:
– Ну да, раз ты говоришь и шевелишься, значит, живой. И что, тебя, как листик, можно съесть?
– Меня нельзя съесть! Я для того и меняю цвет, чтобы меня не съели, – удивляясь непонятливости этого порхающего создания, пояснил Хамелеон.
– Да, так тебя не съедят, – согласилась Бабочка.
– Верно! – радуясь, что его наконец-то поняли, воскликнул Хамелеон.
– Но так тебя и не видно, – продолжила она. – А раз не видно, значит, тебя и нет. Листик, веточка, песок – это все не ты. А ты – где? Ты – какой?
– Какой я? – удивился Хамелеон. – Я… я… я не знаю.
Вдруг он понял:
– Вот почему меня никто не замечает!
Хамелеон помолчал, а затем спросил:
– И что же мне делать?
– Стать собой, – ответила Бабочка. – Покажи, какой ты есть.
– А я не знаю, какой я на самом деле. Я всегда такой, как другие, – грустно произнес Хамелеон.
– Да, печально, – отметила Бабочка, но тут же воскликнула: – Я придумала! Давай сделаем так: ты выберешь на поляне уютное место, закроешь глаза и станешь менять свой цвет. А когда почувствуешь себя очень хорошо, откроешь их и увидишь, какой ты.
– Интересно, давай попробуем, – согласился Хамелеон и слез с куста.
Он нашел на большой поляне светлое место и стал к себе прислушиваться.
– Ничего не получается, – растерянно сказал Хамелеон и стал бесцветным.
– Ну вот, ты уже отличаешься от окружающей природы, – произнесла Бабочка.
– Правда? – обрадовался Хамелеон и порозовел.
– Какой красивый! – воскликнула Бабочка. – Хочешь остаться таким?
– Не знаю, – ответил Хамелеон, продолжая прислушиваться к себе.
Вдруг он воскликнул:
– Я такой!
– Ой! – только и сказала Бабочка. – Открывай глаза.
– Я – фиолетовый? – удивился Хамелеон. – Но такого меня все заметят, я стану уязвим.
– Тебя заметят, это верно. Впрочем, как и всех нас, – сказала Бабочка. – Но, кажется, ты этого и хотел. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься, – откликнулся Хамелеон. – Но что же мне теперь делать?
– А посмотри, все уже происходит само, – покружив над полянкой, произнесла Бабочка.
Хамелеон оглянулся и увидел рядом с собой зверей, которые с любопытством смотрели на него.
– Какой красивый Хамелеон, – сказал один из них.
– Уникальный, – согласился другой.
– А как ты стал таким? – спросил третий.
– Я просто почувствовал себя, – растерявшись от неожиданного внимания, ответил Хамелеон, – и стал собой.
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ БЫТЬ НУЖНЫМИ
"Как-то Лао-Цзы путешествовал с учениками, и они пришли в лес, где
рубили деревья. Почти весь лес был уже вырублен, за исключением одного
огромного дерева. Лао-Цзы попросил учеников узнать, почему это дерево не
срубили. Они спросили лесорубов, и те ответили:
- Это дерево совершенно бесполезно. У него нет ни одной прямой ветки и
так много сучьев, что оно не пригодно для изготовления мебели. Его дым
вреден для глаз, поэтому на дрова его тоже не пустить. От этого дерева
нет никакой пользы.
Ученики пересказали слова дровосеков Лао-Цзы, тот засмеялся и сказал:
- Будьте, как это дерево. Если вы полезны - вас срубят, вы станете мебелью в чьем-нибудь доме.
Будьте, как это дерево, абсолютно бесполезны, и тогда вы вырастите в
могучее дерево, и тысячи людей найдут тень под вашими ветвями.
А затем пояснил им:
- Будьте последними. Не пытайтесь доказать свою
значимость. Вращайтесь в этом мире незаметно, чтобы наслаждаться, а не
быть полезной вещью. Жизнь - это поэзия, а не товар на рынке.
Я не говорю, что вы не должны делать ничего полезного. Делайте
полезные вещи, но помните, что настоящий опыт и величайший экстаз
приходят от бесполезного. Через поэзию, любовь, медитацию.
Если вы способны делать то, что нельзя свести к товару, то величайшая
радость наполнит ваше сердце. Будьте собой и делайте свое дело. Вы здесь не для того, чтобы вас продавали".

«
Но цветок ответил: «Ты — дурак. Неужели ты думаешь, что я цвету для того, чтобы на меня смотрели? Я цвету для самого себя, а не для других, ибо мне это нравится: моя радость, мое наслаждение в том, что я цвету и живу».

Артур Шопенгауэр.
Parerga и Paralipomena. — Т. 2. — Гл. 314. — § 388.

»
...сказал, что я мерзко рисую...
А мне Толик сказал, что я мерзко рисую, и что моими рисунками надо топить печку, - плачет Ванька, девятилетний сын моей подруги, на чьи удивительные работы я могу смотреть долго и часто...

— Раз плачешь, стало быть, будешь топить? - спокойно спрашиваю я.
— У нас нет печки, но я их порву, все порву, - тихо шепчет мальчик.
— Имеешь право. Я не знала просто, что ты рисуешь для того, чтобы нравиться Толику. Думала, что ты счастлив, когда смешиваешь свои краски, ищешь сюжеты, проводишь долгое время в студии...
— Я счастлив! Очень счастлив! - вскидывается Ванька, вытаращив на меня большие умные глаза.
— Тогда запомни раз и навсегда, что жизнь состоит из тех, кто счастлив, когда что-то создаёт, и из тех, кто счастлив, когда разрушает созданное другими...
Тебя ждёт впереди очень много "толиков", которые будут стараться разрушить всё, что ты создал, или навсегда отбить у тебя охоту делать хоть что-то...
И если ты будешь помогать им, послушно уничтожая всё, что им не понравилось, ты ничего не достигнешь...
Ты будешь пожизненно обслуживать этих "толиков", каждый из которых точно знает, как надо рисовать, но ничего не нарисовал...знает, как писать, но ничего не написал...знает, как лечить, учить, побеждать на Олимпиаде, и даже управлять государством...но ничего этого не делает в реальности...
— Почему? - Ванькины слёзы высохли.
— Потому что не умеют, - улыбаюсь я, - а те, что умеют, знают, какой это труд, и ни за что не станут критиковать с такой злостью.
Могут сказать, что им не близко, или непонятно, но вот что надо сжечь - нет...
— Я не буду жечь...
— Верю. Продолжай, даже если "толики" будут дружно тебя останавливать...

Дивные Ванькины картины продолжают свою жизнь, чему я очень рада...
И буду рада гораздо больше, если уберегу ещё чьё-либо творчество от вездесущих "толиков", маскирующих часто свои эмоциональные помои, щедро выливаемые ими на чужие головы, плесневой фразой про "это моё мнение"...
Мнение не уничтожает, не унижает, не обесценивает, не выносит вердиктов там, где не имеет экспертного уровня...
И уж точно не указывает, что делать с пришедшимся не по душе...
Оно принимает, или не принимает то, что видит...
Так что, в шею всех "толиков")

Лиля Град
О трех превращениях
Речи Заратустры
Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд
и, наконец, ребенком становится лев.
Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который спо-
собен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его.
Что есть тяжесть? – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени
и хочет, чтобы хорошенько навьючили его.
Что есть трудное? – так вопрошает выносливый дух; скажите, герои, чтобы взял я это
на себя и радовался силе своей.
Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие? Заставить
блистать свое безумие, чтобы осмеять свою мудрость?
Или это значит: бежать от нашего дела, когда оно празднует свою победу? Подняться
на высокие горы, чтобы искусить искусителя?
Или это значит: питаться желудями и травой познания и ради истины терпеть голод
души?
Или это значит: больным быть и отослать утешителей и заключить дружбу с глухими,
которые никогда не слышат, чего ты хочешь?
Или это значит: опуститься в грязную воду, если это вода истины, и не гнать от себя
холодных лягушек и теплых жаб?
Или это значит: тех любить, кто нас презирает, и простирать руку привидению, когда
оно собирается пугать нас?
Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду,
который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню.
Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом стано-
вится дух, свободу хочет он себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне.
Своего последнего господина ищет он себе здесь: врагом хочет он стать ему, и своему
последнему богу, ради победы он хочет бороться с великим драконом.
Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом?
«Ты должен» называется великий дракон. Но дух льва говорит «я хочу».
Чешуйчатый зверь «ты должен», искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге, и
на каждой чешуе его блестит, как золото, «ты должен!».
Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех
драконов: «Ценности всех вещей блестят на мне».
«Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность – это я. Поистине, «я хочу»
не должно более существовать!» Так говорит дракон.
Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет вьючный
зверь, воздержный и почтительный?
Создавать новые ценности – этого не может еще лев; но создать себе свободу для
нового созидания – это может сила льва.
Завоевать себе свободу и священное Нет даже перед долгом – для этого, братья мои,
нужно стать львом.
Завоевать себе право для новых ценностей – это самое страшное завоевание для духа
выносливого и почтительного. Поистине, оно кажется ему грабежом и делом хищного зверя.
Как свою святыню, любил он когда-то «ты должен»; теперь ему надо видеть даже в
этой святыне произвол и мечту, чтобы добыть себе свободу от любви своей: нужно стать
львом для этой добычи.
Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему
хищный лев должен стать еще ребенком?
Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо,
начальное движение, святое слово утверждения.
Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет
теперь дух, свой мир находит потерявший мир.
Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом, львом верблюд и, нако-
нец, лев ребенком. — Так говорил Заратустра. В тот раз остановился он в городе, названном: Пестрая корова.
Made on
Tilda